Нечисть лесная

Как-то раз, гуляя в весеннем лесу, читала я мемуары (воспоминания то есть — О.С.) заслуженного охотника РСФСР тов. Кулебякина, которые почему-то назывались

Нечисть лесная

«Отправился я однажды в лес, —  писал Сева Иванович. — А дело было под праздник Ивана Купалы. Далеко зашел. И вдруг вижу: сидит на дереве старик и вроде бы поет. Только без слов, да в ладоши хлопает. А потом как закричит, как захохочет!..
Я скорей назад. Бегу со всех сил, только вижу — тропинка заворачивает и меня к тому же месту выводит. Я по другой, но и та меня обратно ведет. Смекнул я тогда, что старик тот — ЛЕШИЙ, и что не к добру он радуется. Я в тот день ни зайца, ни белки не подстрелил — все осечки выходили. А как самого встретил — тут уж не до зайцев. Тут бы ноги унести! Я от страха аж побелел весь — ну точно как бумага стал, однако же не растерялся. Быстренько сапоги переобул с ноги ногу, сказал: „Шел, нашел, потерял“ — тут из леса и вышел...»
— Это ему повезло, что он меня на Ивана Купалу встретил,- услышала я за спиной хрипловатый голос.- Вот если бы в день на Ерофея Мученика — значит, 4 октября — тут уж никакие слова бы не помогли. Даже мои любимые...
Я обернулась и увидела очень странного старика: борода зеленая, шляпа белая, кушак красный. На правой ноге левый лапоть надет, на левой — правый. Сомнений не оставалось: передо мной стоял Леший. Однако я тоже решила не теряться.
— И какие же у вас любимые слова? — спросила я.
— Известно какие,- сказал Леший,- «овечья морда» и «овечья шерсть». Я за эти слова всех отпускаю. Но на Ерофея Мученика я бешусь, никого не жалею. В этот день лучше в лес не ходить, мне на глаза не попадаться! Я ведь вам не какой-нибудь там старичок-лесовичок. Я Дух лесов, так-то! По лесу иду — вровень с дубами, в поле выйду — не выше травы. Как разыграюсь — бурею несусь, в лесу деревья ломаю, в поле вихрем кружусь, метелью следы заметаю... У-у-у-у-у-у-у!..
Леший даже вздрогнул от собственных слов и, вздохнув, улыбнулся:
— А вообще-то я могу когда и помочь. Если, к примеру, охотник мне понравится — я ему зверей подставляю. Могу даже пулю без промаха подарить. Или рубль неразменный. Даешь такой рубль в уплату, получаешь сдачу, кладешь ее в карман. А потом из кармана тот же рубль вытаскиваешь! Во как!..
— Надо же! — удивилась я.
— Да-а-а, интересный мы народ. У нас и имен-то много: и лесовик, и лешак, и вольный, и мужичок — и все это я, леший. Я и показаться могу по-всякому. Могу старым стариком, могу волком, могу лисицей. Даже собакой могу. Или свечой в поле. Или птицей с зелеными перьями. Или мохнатым человеком. А то еще с рогами да с копытами. Могу козленком, ягненком, обезьянкой, клочком сена, огненным змеем. Так что узнать-то меня не всегда так просто бывает! Леший перевел дух и продолжал:
— А еще есть у меня «родственнички». Вот, к примеру, ОБОРОТЕНЬ. Его иногда волкодлаком зовут. Так-то он вроде человек, а на самом деле — колдун. Обращается в волка. А из волка может стать пнем, кустом, собакой или кошкой. Неприятный, одним словом, тип. Да и злой к тому же. Может он и человека заколдовать, тогда тот тоже оборотнем сделается, да только зла никому не причинит.
Я-то с ним давно знаком и секрет их знаю. Ну, то есть как они в волка обращаются. Тут два способа есть. Можно на голое тело надеть рубаху из волчьей шерсти. А чтобы обратно превратиться — надо человеческую рубаху надеть. Второй способ вот какой. Надо найти гладкий пень, воткнуть в него нож с приговором и перекувырнуться через него. А потом обратно перекувырнешься — и снова человек! Только если, пока оборотень волком бегает, нож кто-нибудь вытащит и унесет, не стать ему больше человеком, так и бегать волком до самой смерти.
— Жалко оборотня, —  вздохнула я.
— Жалко… —  согласился леший. —  Но самый злой из всего нашего лесного народа — ВОДЯНОЙ. Живет он или в омуте, или в лесной реке, в черной воде. И в озере живет, на самой глубине. А если есть на реке мельница — там его и ищи. Но лучше не ищи.
Чаще всего показывается он как дед с зелёной бородой до колен. Сам голый, весь в тине. Из-под шапки камышовой красные глаза светятся. Знай себе катается по реке, и вместо лошади у него сом или щука. А то еще плывет на коряге, поет песни и хлопает руками по воде.
С ним только мельники и дружат. Да и то больше боятся, чем дружат. Кидают ему под мельницу черный хлеб с солью, черных петухов, лошадиные черепа. И все равно — как начнет водя- ной проказничать: ломает мельницы, разбрасывает плотины. Корова или лошадь переходит реку — может выскочить из воды, вспрыгнуть на спину и утащить на дно. Может и человека за ногу утащить к себе в омут. Особенно в полдень, в полночь и сразу после заката.
У водяного и дочки есть — РУСАЛКИ. Эти в воде совсем не опасные. Шалят, смеются, веселятся. На мельничном колесе катаются. Расчесывают свои зеленые волосы, песни поют. А все лето они живут на берегу, со мной по соседству. Вместо дома им — плакучая береза или ива. Если встретят человека, попросят у него кусочек ткани. Уж не знаю, какая им в этом надобность. Если даст, они ничего плохого не сделают. Да они и так плохого не сделают. Вот только после Троицына дня лучше с ними не встречаться: или испугают, или щекотать начнут. Могут и до смерти защекотать. Правда, есть от русалок одно средство: бросишь им в глаза полынь — они отстанут. Ну а про Русальную неделю и рассказывать не стану — про нее и так все знают. Это неделя перед праздником Ивана Купалы. Вот тогда ходят русалки по полям, по лесам. Где они пробегут — там трава густой становится. И роса по утрам — тоже их рук дело. Русалки росу насылают. А что хвосты у них чешуйчатые — это вы не верьте. Уж я-то знаю. Ноги как ноги, никаких хвостов. Ведь русалка, если вы уж так хотите знать, может даже человеком стать. Если ее водяной отпустит к людям.
Леший даже мечтательно глаза прикрыл — вспомнил, видимо, знакомую русалку.
— Вот такие мы и есть — НЕЧИСТЬ ЛЕСНАЯ. Живем на Руси уж больше тысячи лет. Раньше боялись нас люди. Уважали. А теперь нет того. Праздников никто не помнит, не празднует. Напридумывали каких-то старичков-лесовичков. Да нету их, старичков этих! А я вот есть… —  Леший побил себя в грудь, поднял на всякий случай умеренный ветер. —  Так что если надо спросить чего, или там по поводу неразменного рубля на мороженое — всегда пожалуйста! Если ты мне понравишься, конечно. Ну, или если я тебе...
Я тут же сказала Лешему, что мне он очень нравится, и даже попросила автограф на память. Прямо на обложке охотничьих мемуаров С. И. Кулебякина.